Эпилепсия
Психологическое исследование больных эпилепсией производилось преимущественно в межприпадочном состоянии, при более или менее хорошем субъективном состоянии больных.
При психологическом исследовании больных эпилепсией можно было наблюдать ряд детей, которые были похожи один на другого по всем своим реакциям и психической структуре. Эти дети составляют определенную группу, у них сгущены черты, считающиеся типичными для так называемой генуинной эпилепсии; сходство это проявляется в формах как детской, так и подростковой эпилепсии.
В структуре личности больного генуинной эпилепсией отмечается сильно повышенный инстинкт самосохранения, все их внимание обращено на себя, на свое самочувствие, на свое благополучие, вследствие чего больной эпилепсией в большинстве случаев "узкий эгоист".
В связи с этим у них отмечается очень большое стремление к самоутверждению и для утверждения своего "я" все средства кажутся хорошими; они склонны постоянно подчеркивать положительные стороны своего поведения и в то же время критиковать других.
Больные эпилепсией никогда не теряют связь с реальностью и учитывают все обстоятельства, важные и выгодные для них.
При сильном эгоизме и общем снижении интеллектуальных интересов такие больные много говорят о себе.
При постоянной направленности на собственную личность больные эпилепсией очень охотно делают все для себя, а от общественной работы для всех они отказываются, даже самые развитые из них, самые сохранные.
Для структуры личности больного эпилепсией характерна замедленность, заторможенность всех реакций, и в связи с этим у них отмечается устойчивый, напряженный, вязкий аффект с повышенной раздражительностью.
Больным свойственна педантичность, которая имеет корни в их инертности, о чем говорил И. П. Павлов. Они с большим трудом отказываются от старых привычек, привязаны к одному и с трудом переходят на что-нибудь новое. В связи с общим самочувствием после припадочного или доприпадочного состояния больному эпилепсией бывает трудно сохранить в памяти то, к чему он только что приспособился. Отмеченные особенности определяют медлительность во всех интеллектуальных процессах у больных эпилепсией.
Больной эпилепсией хорошо понимает смысл того, что он воспринимает, но понимает и передает все содержание увиденного или услышанного рассказа медленно и очень застревает на деталях. При передачах у него наблюдаются перерывы (длительные паузы), которые могут быть обусловлены или замедленной приспособляемостью больного к заданию или, может быть, зависят от малых припадков или абсансов.
Нужно отметить, что во время проведения эксперимента у больных часто наблюдаются абсансы, но после секундного перерыва они возвращаются к прерванной работе и продолжают ее выполнять, как будто никакого перерыва не было.
В межприпадочное время больной может проявить хорошую устойчивость внимания. В литературе отмечена характерная особенность внимания больных эпилепсией; в самой разнообразной работе, например в зачеркивании букв в тексте Бурдона или в выполнении арифметических заданий, больные могут делать большие пропуски.
Так, могут пропускать целые строчки в заданиях или пропускать даже отдельные задания; при явлениях малых припадков наблюдаются пропуски небольших участков работы. Это явление не постоянное, иногда оно отмечается на эксперименте, иногда его не бывает; его наличие нельзя отнести за счет снижения волевого усилия больного, возможно, что это явление зависит от общего состояния больного, от наличия перед экспериментом или во время эксперимента припадков.
У больных значительно страдает переключаемость внимания; они с трудом отрываются от одной деятельности и переходят к другой; для этого перехода им необходим длительный период. В некоторых случаях, даже когда они уже перешли к новой работе, они все еще не могут забыть о прежней и стремятся опять к ней возвратиться. Больные эпилепсией не могут прерывать работу даже по просьбе экспериментатора; они должны обязательно ее докончить; в этом проявляется свойственная им инертность.
Нарушение словесной памяти является одним из основных расстройств при эпилепсии.
При исследовании словесной памяти иногда отмечается такое явление, что больной не только не помнит тех слов, которые ему предлагались для запоминания, но он не помнит даже самого факта такого эксперимента.
Некоторые больные эпилепсией сообщали, что они много читают, но очень мало запоминают содержание прочитанного. Когда они читают какую-нибудь книгу, то, придя к концу, забывают, что читали в начале. У больных страдает главным образом длительное удержание в памяти; они долго помнить не могут, вот отчего так поразительно скуден их умственный багаж, так узок их горизонт, так бедна вся их психическая жизнь.
На эксперименте больным было трудно запоминать отдельные, не связанные логически слова, на запоминание тратилось очень много времени, а через короткий промежуток времени многие из этих слов забывались.
У интеллектуально сохранных больных в лучшем состоянии опосредствованная память, причем зрительный образ помогал запоминанию слов. Хорошо запоминаются, например, такие связи, когда к слову "свет" подбирается картинка, где изображена лампа, к слову "лошадь" - картинка с изображением телеги и т. п., а если к слову "игра" подбирается картинка, на которой нарисован самолет или ножик, то запоминание не осуществлялось, так как соотношение было слишком общим ("в это можно играть"), и т. п.
В пиктограмме тоже хорошо запоминались те слова, которые были связаны с конкретным рисунком. Например, если к слову "развитие" был рисунок, изображающий дерево, то запоминание осуществлялось.
Обычно у больных эпилепсией очень хорошая зрительная память, на эксперименте они могли даже через продолжительное время точно воспроизвести все показанные им предметы; с такой четкостью зрительной памяти они склонны фиксировать внимание на наглядном материале.
Среди больных мы могли наблюдать эйдетиков, у которых эйдетический образ был ярок, как галлюцинация. Так, мальчик 13 лет эйдетически видел раскрашенную картинку в течение 5 минут, когда она пропала, он закричал: "Теперь больше нет". Когда запоминал числа по рисункам, при воспроизведении этих рисунков видел их перед глазами и описывал их так, будто читал на листке. В ассоциативном эксперименте почти все реакции сопровождались наглядными образами. Ему достаточно подумать о каком-нибудь предмете или человеке, чтобы увидеть его с полной ясностью перед собой.
Больной отмечал, что ему нельзя думать ни о чем страшном: как подумает, так и увидит. У него были отмечены яркие зрительные галлюцинации, которые стоят в связи с его яркой эйдетической способностью. Когда в 14-летнем возрасте эйдетическая способность его ослабела, то прекратились и зрительные галлюцинации.
В другом случае мальчик 16 лет со слабо выраженной эйдетической способностью сообщил, что в постприпадочных состояниях болезненные ощущения у него превращаются в образы людей.
У больных с частыми припадками процесс запоминания колеблется в связи с общим состоянием больного. Иногда больные показывают лучшие результаты при отсроченном воспроизведении, чем непосредственно после проведенного эксперимента.
Психологическое обследование позволяет установить связь между расстройством словесной памяти, речевыми расстройствами и расстройствами словесного отвлеченного мышления у детей, больных эпилепсией.
Наиболее частые речевые расстройства на эксперименте - это так называемые олигофазии: больной не может назвать самый обычный предмет, при ответах не сразу может найти нужное слово для выражения мысли; такое затруднение производило впечатление заикания, так как больной, не находя нужного слова, тянет последнее слово или вставляет слова-паразиты "так это... ну... в общем..." и тем самым задерживается и дает себе время вспомнить нужное слово, иногда в этих случаях прибегает к растягиванию слов, например, вместо слова "брат" говорит "баарат".
В литературе отмечены особенности речи больных эпилепсией в связи с этим явлением речевого заторможения - употребление слов с наибольшим количеством слогов, а именно употребление уменьшительных слов: рыба - рыбешка, небо - небочко, карандаш - карандашик, рука - рученька, ключ - ключик, трава - травушка; или употребление деепричастий, например: прошедши, работавши, забывши и т. п. (Эти особенности речи больных эпилепсией были отмечены психологом А. Е. Петровой.)
У детей эти явления значительно меньше выражены, чем у взрослых больных, но все же и они иногда встречаются. Часто больные эпилепсией прибегают к жестам, когда им не хватает слов, и они движениями рук хотят выразить свою мысль. Когда не хватало слов, они прибегали и к эмоциональным восклицаниям: "ж... ж... ж... та... та... та!"
В связи со слабой памятью и общей речевой затрудненностью многие больные не могут прочитанный текст рассказывать своими словами. Так, мальчик 15 лет (ученик 6-го класса) вынужден заучивать наизусть уроки по истории, географии; в немецком языке заучивал наизусть подстрочный перевод. Даже еще сохранные интеллектуально больные, у которых имеется понимание отвлеченного смысла, жалуются на то, что в школе все словесные предметы им трудны.
Больным эпилепсией с большим трудом удается привлечь к текущему заданию прежние знания, поэтому они с таким трудом и формулируют свои мысли. Кроме того, мышление больных насыщено конкретными образами, каждое слово сопровождается образом, связанным с этим словом, и только тогда слово понимается; это является также причиной того, что процессы мышления больных текут медленно.
В эксперименте с пословицами еще сохранные интеллектуально больные могут понимать и объяснять отвлеченный смысл пословиц и метафор, но они легко "соскальзывают" к конкретному их объяснению, им постоянно нужны конкретные иллюстрации для завершения своей мысли. Большинство же больных подростков затрудняется в понимании отвлеченных положений и иносказательный смысл пословиц и метафор старается конкретизировать.
Некоторые больные эпилепсией затруднялись в процессах логического мышления при нахождении сходства в предметах.
Например, мальчик 15 лет, ученик 6-го класса, на вопрос о сходстве солнца и печки ответил, что они оба теплые, но он не ограничился этим ответом, а больше говорил об их несходстве; он зрительно представлял себе солнце и печку и при ответе не мог оторваться от этих зрительных образов.
В работе над конкретным материалом на эксперименте они проявляли гораздо большую продуктивность: понимали смысл сюжетных картинок, единичных и сложных, и описывали их со многими подробностями, останавливались часто на несущественных деталях. С особенной охотой комбинировали куб Линка, хотя на это комбинирование тратили очень много времени и при комбинировании разного цвета куба применяли совершенно одинаковые приемы, никак их не варьируя.
Очень слаб у больных процесс обобщения: в классификации они раскладывали картинки на много мелких групп, а когда пытались их соединять, то исходили больше из житейских, а не смысловых соображений.
Например, девочка 16 лет, интеллектуально еще сохранная, могла сделать такие соединения: соединила вместе всех людей, к ним присоединила домашний обиход, заявив, что им пользуются люди, затем присоединила к этой группе машины на том основании, что люди управляют машинами, а всю эту группу назвала "жизнь".
Больные эпилепсией застревают на отдельных деталях и затрудняются в образовании общих понятий, в восприятии и переработке нового; им недостает обзора всего опыта, который принуждает главное отделять от второстепенного.
Нужно сказать, что отдельные особенности эпилептического мышления, такие, как обстоятельность, наклонность к повторению и застреваемость, персеверативность, невозможность кратких формулировок, затрудненность в обобщении, только тогда являются типичными для больных эпилепсией, когда они взаимно связаны между собой и возникают на фоне общих изменений личности больного.
Ассоциативный процесс у больных эпилепсией в связи с бедностью слов и затрудненностью мыслительного процесса очень однообразен.
Основное заключение, которое можно дать на основании обследования мыслительных процессов больных эпилепсией, следующее: они долго приспособляются к заданию, не теряя, однако, цели задания. Они просят повторить им вопрос несколько раз, затем сами повторяют вопрос, а затем уже начинают отвечать, сначала говорят много лишнего, так как не могут сразу сформулировать правильно свою мысль. Это создает картину резонерства, которое происходит из-за медлительности мыслительного процесса, когда упускается целое и мысль начинает топтаться на одной незначительной детали. Отсюда происходит расплывчатость мыслительного процесса больного, которая идет за счет излишней детализации, запутывающей смысл ответа.
Часто сам говорящий осознает смысл того, что он хочет сказать, только после длительного топтания на одном месте, да и то лишь относительно. Когда на эксперименте предлагается подросткам, больным эпилепсией, напечатанный текст задания и они сами его читают много раз, они понимают его лучше, чем при многократном выслушивании.
Воображение больных эпилепсией очень бедное, что хорошо вскрывается на эксперименте. Если им предлагается эксперимент на угадывание каких-либо объектов в незаконченных рисунках, то они угадывают только тогда, когда объект уже хорошо оформлен.
Им совершенно не удается составление рассказов на заданные темы. Для того чтобы создать новое из имеющихся элементов, необходимо быстрое сопоставление отдельных элементов, а при тугоподвижности психики больных эпилепсией эта операция для них представляет значительное затруднение. Кроме того, образы памяти служат материалом, из которого создаются представления; при снижении памяти у больных эпилепсией страдает воображение.
Момент эмоциональной тупости всегда коррелирует с бедностью воображения. Так как в основе воображения лежит чувство, то в этой бедности воображения мы видим косвенный признак отсутствия способности к чувствованию у больных эпилепсией.
В тесте Роршаха некоторые больные начинали детально описывать пятно, видеть в нем различные предметы, а в результате пятно воспринималось как целое; очень часто в пятнах Роршаха видели бабочку.
Один больной в пятнах Роршаха видел только их цвет: это был мальчик 16 лет, очень аффективный, приступы его гнева носили характер сумеречных состояний, когда он совершенно ничего не понимал, что делал.
Дети, по характеру агрессивные, видели в пятнах Роршаха разрезанных животных, кровь.
Обычная же реакция большинства больных: они видели в пятнах сходство с каким-нибудь живым существом или предметом. Большей частью реакции были очень однообразными; так, один мальчик, больной эпилепсией, видел в одном пятне гору, в другом - обрыв, в третьем - ущелье, таким образом, он застрял на географических представлениях.
Эмоционально-волевая сфера больных эпилепсией представляет значительные особенности: больной тяжело переживает свою болезнь, стыдится ее; у него повышенная чувствительность, легкая ранимость, выраженное чувство своей неполноценности со стремлением к компенсации.
На эксперименте эти особенности больных эпилепсией хорошо проявляются: порицания больные не выносят, от неудач многие делаются нетерпеливыми, сердитыми, раздражительными, аффект их напряженный, вязкий, может долго держаться.
Подросток, больной эпилепсией, рассказывал о себе, что он очень мстительный, никогда не оставляет обиды не отомщенной. Как он говорил: "Хоть через месяц, а все-таки отомщу", он отмечал также у себя большую злобность и раньше мог себя сдерживать, а теперь, по-видимому, в связи с частыми припадками сам чувствует, что стал хуже собой владеть. Его агрессия проявляется во сне, он видит во сне кровь, видит, как он дерется.
Есть другие типы больных эпилепсией, менее аффективные, менее раздражительные, но также вязкие, персеверирующие, с отсутствием переключаемости, с отсутствием инициативы; они очень почтительны к экспериментатору и всегда здороваются со всеми, кто входит в кабинет и с кем встречаются по выходе из кабинета, но даже у таких больных отрицательные эмоции отличаются значительной прочностью.
Они очень долго могут помнить какую-нибудь мелкую обиду и всегда готовы отомстить за нее, но всегда исподтишка.
С коллективом у больных эпилепсией в общем хорошие отношения, но обычно у них нет дружбы ни с кем. У детей младшего возраста, больных эпилепсией, отмечаются двигательное беспокойство и неустойчивость; они склонны к резким вспышкам аффекта, но аффект их довольно быстро кончается, и они легко переходят от злобности, грубости к ласковости; льстивость у детей младшего возраста встречается очень редко.
И генуинных эпилептиков иногда поражает активность, целенаправленность, хорошая работоспособность, чем больше они должны делать напряжение для преодоления внутренних препятствий, тем больше у них развиваются стенические тенденции, которые при нарастании препятствий могут перейти
в агрессивные.
На эксперименте выявилась их устойчивость в работе, соответствующая их силам, их стремление довести работу до конца, хотя бы на эту работу они тратили очень много времени. В протоколах часто отмечалось, что они, особенно девочки, очень тщательны и аккуратны в работе, с большим чувством долга и ответственности.
Во время работы образуется такое напряжение, что больной не может прекратить работу, даже несмотря на просьбу экспериментатора, а если его с одной неоконченной работы перевести на другую, то больной эпилепсией так бывает поглощен неоконченной работой, что не может о ней не думать и не может начать новую.
Если у больного эпилепсией нет частых больших судорожных припадков, а отмечаются только редкие малые припадки, то у этого больного не бывает резкой заторможенности психических процессов, и если у этих больных нет значительного снижения памяти, то их мыслительные процессы приближаются к норме и тогда они могут учиться в массовой школе, особенно если они усидчивы и исполнительны.
Наблюдение I. Мальчик 15 лет, ученик 7-го класса. Изменение личности и характера идет по типу эпилептической болезни. В анамнезе ушибы в раннем возрасте, инфекции. В школе учился отлично, учение давалось легко. Припадки начались в возрасте 14 лет, за последнее время бывает состояние апатии; стал раздражительным, всем недовольным, упрямым, иногда мог проявлять разрушительные тенденции и сам говорил, что его якобы кто-то заставляет это делать. Злопамятен. По данным педагога школы, за последнее время ему трудны устные ответы, трудно выражает свои мысли, избегает историю, географию, в письменных работах многословен. Медлителен. С трудом переключается. Новое запоминает с трудом, старое помнит.
На психологическом обследовании производил благоприятное впечатление: держал себя уверенно, речь культурная, с очень легким заиканием; довольно легко выражал свои мысли; любит читать, помнит прочитанное и может о нем поговорить.
На эксперименте словесная память у него оказалась удовлетворительной, но сам он заявил, что зрительная память ("наглядная") у него лучше, чем словесная. Он проявил хорошие данные в тех психологических заданиях, решение которых связано с общим развитием, с культурой; так, он хорошо комментировал метафоры, пословицы, различные отвлеченные положения, причем часто говорил: "А мы это проходили в школе".
И в то же время в процессах логического мышления в решении тех задач, которые были мало знакомы, был очень многословен. Например, так различил доску и стекло: "Стекло прозрачное, затем стекло бьется, доска деревянная, ее сразу отличишь, у доски волокна, у стекла нет, самое главное - стекло прозрачно, а доска - нет".
Затем так определил сходство солнца и печки: "У них сходство по цвету пламени, а так солнце и печка - разные предметы, ничем непохожие".
В эксперименте на опосредствованную память он хорошо запоминал слова, когда между словом и картинкой была конкретная связь. Например, к слову "пожар" подобрал картинку, изображающую крышу с дымом; к слову "драка" - картинку, на которой нарисован ножик; к слову "сила" - лошадь и т. п. Эти слова хорошо запомнил.
В пиктограмме к предложению "строгая учительница" нарисовал муху и объяснил: "У нее на уроке такая тишина, что слышно, как муха пролетит"; к предложению "мальчик трус" начал рисовать реку, берег, волну, ветер, который гонит волны, и так увлекся конкретными подробностями, что забыл, к какому предложению он все это рисовал.
Таким образом, можно сказать, что в мышлении у него превалирует конкретность, говоря о различных предметах, он всегда их представляет образно, а обобщающий смысл ему труден.
Он оказался очень слаб в эксперименте на обобщение: когда ему было предложено классифицировать 75 картинок, он растерялся, много времени тратил на то, чтобы охватить их, все проанализировать, он обращал внимание на отдельные элементы, слишком долго на них останавливался, не охватывал целого. Все 75 картинок разложил на столе, долго на них смотрел, а затем прежде всего начал отбирать все картинки с изображением железных вещей (на картинках были изображены люди, животные, растения и различные предметы). Работу не мог закончить.
При сложении куба Линка он не образовал плана всей операции, а начал складывать боковую стенку по методу проб и ошибок, чтобы стенка была нужного цвета. На сложение всего куба он тратил много времени, но не бросал работу. Это сильный тип, он активен и целенаправлен; при сложении куба упорно добивался хороших результатов и только в процессе действования понял принцип сложения и под конец уже стал применять более высокие методы работы.
В его работе интересен не окончательный результат, большей частью хороший, а путь решения, на котором ему встречаются значительные трудности; эти трудности надо преодолевать, и он их преодолевал устойчиво.
Его очень затруднил ассоциативный процесс; он с легкостью говорил целые фразы, а отвечать одним словом затруднялся.
Такие реакции говорят об инертности его психики. Внимание его сужено по объему. Сильно затруднена переключаемость. Отсутствие гибкости его мыслительного процесса проявилось в отсутствии у него инициативы, догадки, в связи с чем он становился в тупик при всяком новом задании.
На эксперименте можно было отметить большое напряжение, которое он вкладывал в работу, и постоянное стремление себя выявить в самом лучшем свете. В связи с большой сосредоточенностью на своем "я", с желанием, чтобы им занимались, он задавал экспериментатору много вопросов о своем выполнении задания и расстраивался, когда задание у него не выходило.
Этот случай интересен тем, что изменение личности здесь не резко выражено; мальчик учится хорошо, прилежно, но изменение характера, темпов мыслительного процесса у него идет по типу эпилептической болезни: у него замедленность, вязкость мышления при состояниях аффективной напряженности. Негибкое, трудно переключаемое внимание. Работоспособность хотя и замедленная, но целенаправленная.
Наблюдение II. Мальчик 10 лет. В анамнезе не было ничего патологического. До начала припадков был умственно развитой, ласковый, добрый. В 5 лет самостоятельно выучился читать, писать и считать.
С 7 лет наблюдаются большие судорожные припадки (аура, потеря сознания, падение); отмечались также и малые припадки. Характер изменился с 8 лет (через год после начала припадков); стал вспыльчивый, злой, непослушный, настойчивый; мог бить свою мать и даже кусать ее, если она ему что-либо запрещала, сделал попытку самоубийства. Сам о себе говорил, что помнит себя с 4 лет, был в семье единственным ребенком, все окружающие им много занимались, так как был очень развитой, много читал (в доме было много книг).
Память была прекрасная, знал много стихов и всем в доме напоминал, что, кому и когда нужно делать. По характеру тогда - сам это хорошо помнит - был добрый и ласковый. В больницу попал в возрасте 10 лет (3 года были судорожные припадки).
На психологических занятиях с ним выявилось, что он от природы был одарен очень хорошим интеллектом и был поставлен в условия, благоприятные для его умственного развития. Он поражал легкостью словесного выражения, мог говорить без конца, каждый вопрос вызывал у него ряд соображений, воспоминаний. Мог сочинять стихи.
В тех экспериментах, где можно было выявить словарный запас и полученные знания, он дал результат, превышающий свой возраст, а в тех экспериментах, где исследуется практическая ориентировка, он показал только хорошие, но не блестящие данные.
Ребенок был обследован на протяжении 2 лет, и эти исследования показали, как нарушалось его внимание, ослаблялась память. Он стал забывать старые стихотворения и не мог заучивать новые. Постепенно увеличивались олигофазические явления: он мог вдруг забыть, как называется тот или иной предмет, что означает то или иное слово, особенно стали его затруднять глагольные формы.
Очень демонстративно у него снизилась эффективность мыслительного процесса. Годом раньше словесные реакции его были точны и содержательны. Например, он так различил ручку и карандаш: "Ручкой нельзя писать без пера, а в карандаше видно черное, чтобы писать". В следующем году он на тот же вопрос так ответил: "Это ручка с пером, это карандаш химический, это чернилами пишут, а это просто; с карандаша можно стереть, а с чернила не сотрешь, потом перо долго не проживет, а карандаш долго проживет".
Корову и лошадь различал так: "Корову доят, у нее рога, а лошадь коричневая, она высокая, сильная, лошадь возит, все делает человеку, а корова бегает, гуляет, ее только доят". Его многословие в настоящем году отмечено во всех экспериментах.
Он в логических задачах исходил не из логических соображений, а из житейских, например, он так рассуждал по поводу силлогизма:
"Все дети в соседней школе умеют читать, мой брат учится в ней, умеет он читать или нет?" - "Вопрос, какой брат, у вас брат не может быть маленький, а если ему 12,15 лет - он умеет читать". И все силлогизмы он сопровождал такими пустыми рассуждениями.
Из этого примера можно заключить, как интеллектуальная работа его идет в сторону пустого резонерства.
С ним была проведена беседа по различным вопросам, и на этой беседе он выявил ряд соображений формального (можно сказать, ханжеского) характера. На вопрос: "Можно ли воровать?" - он так рассуждал: "Воровать нельзя, увидят, посадят в тюрьму". - "А если не увидят?" - "Тогда можно, впрочем, казенное воровать нельзя, а у частных лиц можно, и у частных нельзя, позвонят в милицию и добьются, кто украл".
На вопрос о мести так рассуждал: "Мстить нельзя, ты отомстил, а он тебя удушит, тогда конец жизни, назад не вернешься". Сам он не считает себя мстительным, а если когда говорит, что выколет обидчику глаза, это чтобы его испугать, и добавляет: "А ночью я всем все прощаю и если кто обидит, я опять начинаю любить его".
Дома он мог бить мать, а в больнице восклицал: "Мать родная, самая лучшая душа на свете, нет лучше дружка, чем родная матушка! Кто меня будет кормить, если мама умрет, кто мне даст конфетку, никто!"
Все эти примеры говорят также о его эгоцентрической установке, ни к чему у него нет объективной установки.
Он любит обращать на себя внимание, ему не чужды мелодраматические сцены, когда он патетически восклицал, падал на колени.
Он тяжело переживал свою болезнь, свою неполноценность, как он говорил: "Теперь забываю, как назвать самое дорогое на свете, свою маму!"
У него большей частью пониженное настроение и его очень задевают грубые слова, он говорил: "Когда мне говорят словами дерзкими, у меня сердце трясется; я первый раз стерплю, а пятый или пятнадцатый раз нет; сердце начинает сильнее биться, и я с ума схожу, я тогда готов горло перегрызть людям; когда я возбуждаюсь, ничего не помню, а когда мои мысли и размышления опять начинаются, и самое тогда неприятное для меня, когда скажут, как я себя хулиганил" .
Дома он в таких случаях покушался на самоубийство, говорил: "Как вспомню, что я с мамой сделал, жить не захочется". В больнице также покушался на самоубийство (хотел броситься под поезд); когда дети стали бросать в него камнями, он подумал: "Я инвалидом буду, лучше уже нежить".
На ласку к себе может отдать все гостинцы ("сердце тогда сжалится"). Он говорил, что он может как покойник сделаться, если любезно скажут, чтобы он лежал спокойно. Ласковые слова, по его мнению, могут остановить начинающийся у него припадок. На него хорошо действует все красивое; он любит больше театр, чем кино, так как там "красота красивее". На него также хорошо действует музыка, как он говорил: "Мне очень на радость действует музыка".
Для его психики характерна установка на реальность: мыслительные процессы его конкретны, очень конкретен его рассказ по картинке со многими несущественными подробностями. У него достаточная зрительная память. Хорошо еще сохранная речь и желание поговорить делают его чрезвычайно многословным, он нанизывает одну конкретную подробность на другую.
Несмотря на всю ранимость, чувствительность, повышенную аффективность, он весь в окружающей действительности, ему нужны люди, чтобы на них опираться; он требует к себе участия, а не замыкается в себе; он постоянно должен самоутверждаться, привлекать к себе внимание, отсюда вся его назойливость и все его конфликты. Его агрессивность проявилась в его ответе на вопрос "Что такое газета?". Он ответил: "Где пишут, где кого убили".
Этот случай интересен в том отношении, что мы присутствуем при становлении эпилептической психики.
Мальчик хорошо умственно развит, с хорошей памятью, с хорошей речью. После начала припадков стал постепенно меняться. Мышление его постепенно начало приобретать формальный характер, он стал многословен, в ответах не различал существенное от несущественного и отмечал все подробности, какие знал по задаваемому вопросу.
У него стала снижаться словесная память, появились олигофазические явления. Ему стало трудно учиться, и он начал отказываться от учения, особенно вместе с товарищами, чтобы не выявлялась его несостоятельность. Редко у детей образуется такого рода эпилептический характер с ханжескими высказываниями, с агрессией.
Психологическому эксперименту подвергалось много больных с симптоматической формой эпилепсии; в большинстве случаев у этих больных в психике было много черт, присущих эпилептической болезни (генуинной эпилепсии); в истории болезни часты в этих случаях отметки: симптоматическая эпилепсия, течение по генуинному типу.
В психиатрической литературе указывается, что в случаях симптоматической эпилепсии наблюдается более выраженная тугоподвижность, чем при эпилептической болезни, большее снижение интеллекта с отсутствием критического отношения к собственной интеллектуальной несостоятельности, большая истощаемость и отсутствие устойчивости и целенаправленности в работе.
Приведем два случая симптоматической эпилепсии, причем в первом случае черты эпилептической болезни меньше выражены, чем во втором.
Наблюдение III. Мальчик 14 лет, ученик 4-го класса. Три года не учится, помогает матери по хозяйству. У матери во время беременности была малярия. Раннее развитие ребенка нормальное, рос веселым, общительным, спокойным. В школе с 7 лет, учился хорошо. В возрасте 7 лет после испуга (ребята закричали: "Пожар!") появились припадки: не всегда теряет сознание, припадки редкие, и он их старается скрыть.
По характеру добрый, аккуратный, не скупой. В больнице дисциплинирован, рассудителен, пунктуально исполняет все назначения. Добросовестен. Вежлив. Робок. Застенчив. Неуверен в себе. Неинициативен. Интересы ограничены, читать не любит, охотно занимается вышивкой.
На психологическом исследовании проявилось очень невысокое общее развитие. Невысокий интеллект; мышление конкретно-образное; логические процессы удовлетворительны в случаях с конкретным материалом; абстрактные понятия развиты слабо, малодифференцированы.
Речь бедная, малокультурная; ответы на вопросы не сразу правильные, но затем после длительного обдумывания они могли улучшаться. Продуктивность лучше в работе с конкретно-наглядным материалом, проявил конструктивную сообразительность, разбирался в технических чертежах.
Словесная память не очень высокая, медленно запоминал, но мог длительно помнить. С трудом переключался: когда привык к рисованию треугольников в одном направлении, не мог сразу перейти к рисованию треугольников в другом направлени